Выстрел Веры Засулич
На следующий день после окончания «процесса 193-х» представилась возможность оценить, насколько неудачной оказалась попытка навести страх на участников революционного движения. В этот день, 24 января 1878 г., двадцатисемилетняя девушка, смешавшись с толпой, толкущейся перед кабинетом генерал-губернатора Санкт-Петербурга генерала Трепова, произвела выстрел и ранила его. Не предприняв ни малейшей попытки к бегству при аресте, она назвалась Верой Засулич. Как и значительное число революционеров, она происходила из дворянской семьи и получила хорошее образование в одном из пансионов Москвы. Приехав в столицу она посвятила себя революционному движению, к которому примкнула семнадцати лет от роду. С тех пор Вера начала вести пропаганду на фабриках и заводах, а также, подобно народникам, в сельской местности. Однако предпочитала иметь дело с рабочими, вела подпольные просветительские курсы. Именно тогда в ходе одного из студенческих выступлений она познакомилась с Нечаевым, который ее заворожил и смутил одновременно и о котором она говорила: «Среди нас он был чужим». В 1869 г. она была арестована после убийства Иванова, которое привело к развалу группы нечаевцев. После двухлетнего тюремного заключения и непродолжительной ссылки она оказалась в Киеве - снова среди тех, кто стремился поднять на восстание крестьянство.
После выстрелов, произведенных в генерала Трепова, она спокойно объяснила причины покушения. Она сделала это в присутствии не только жандармов, но и суда, собранного для ведения процесса над ней в апреле 1878 г. Она вменяла в вину Трепову жестокое обращение с революционерами в целом, но также одно «преступление», за которое она решила ему отомстить. Жертвой Трепова оказался двадцатичетырехлетний студент Боголюбов, арестованный 6 декабря 1876 г. в ходе проведения демонстрации на площади Казанского собора и приговоренный к пятнадцати годам принудительных работ. В ожидании отправки в Сибирь он подвергался ужасно грубому обращению, в том числе был высечен по приказу генерала Трепова за то, что недостаточно быстро снял свой головной убор, несмотря на то, что применение розог было запрещено законом. Вера Засулич, находясь в Киеве, прочитала в одном из журналов об этом эпизоде и поклялась отомстить за муки Боголюбова, с которым она, по всей видимости, не была лично знакома, и тем более не знакома она была с генералом Треповым. Ее поступок был тем более примечателен, что она знала о замышлявшемся покушении на Трепова группой революционеров, ожидавших только завершения «процесса 193-х», чтобы привести свой замысел в исполнение. Генерал Трепов оказался, таким образом, мишенью для многочисленных и решительно настроенных потенциальных террористов. Однако Вера Засулич, которую общение с Нечаевым научило тому, что дилетантство неприемлемо и ничто во время покушения не должно быть пущено на самотек, в свою очередь решила исполнить приговор в отношении Трепова в том случае, если другое готовившееся покушение оказалось бы неудачным. Хотя Трепов выжил после нанесенного ею ранения (другой террорист не задел его вовсе), Вера Засулич окончательно утвердилась в мысли о том, что в ее действиях был смысл, поскольку она достигла хотя бы частичного успеха. И тем самым ей действительно удалось произвести большое впечатление на общественное мнение.
Еще одно покушение на прокурора Желяковского, принимавшего участие в «процессе 193-х», было поручено другой девушке, которая, подобно Вере Засулич, также вооружилась пистолетом. Ей не удалось достичь поставленной цели, а от повторной попытки она отказалась из опасения задеть невинных людей. Террористическая деятельность тогда только зарождалась, и молодые люди, в числе которых было много девушек, неохотно прибегали к оружию, если видели, что это могло привести к незапланированным жертвам. Однако совсем немного времени спустя те, кто еще недавно только обучался основам террора, поняли, что главное в их деле - потрясти общественное сознание и показать, что они способны на совершение террористических актов.
Резонанс, произведенный выстрелом Веры Засулич, намного превзошел их ожидания. Процесс, а точнее говоря, российское правосудие, довершили начатое ею дело, придав его неожиданной огласке. Александр II хотел провести показательный процесс, и по этой причине дело было передано не в Сенат, а организовано в виде публичного процесса с участием присяжных заседателей. Пален инструктировал председателя санкт-петербургского окружного суда Анатолия Кони о необходимости продемонстрировать строгость российских властей. Это затея была обречена на провал, потому как обращался он к одному из наиболее талантливых юристов-либералов в России, бывшему к тому же профессором права, который впоследствии упомянет об этом эпизоде в своих мемуарах. Выслушав инструкции относительно требуемой строгости, он ответил, процитировав канцлера Агиссо: «Суд выносит приговор, но не оказывает услуги».
С самого начала процесса все пошло не так. Прокуроры, призванные произносить обвинительную речь, предчувствуя эмоции, которые она вызовет в обществе, под самыми различными предлогами отказались «играть свою роль». Тяжелее всего оказалось найти компетентного юриста, чтобы тот представлял интересы государственного обвинения. Зато самые видные адвокаты бились за право выступить в защиту Веры Засулич. Игра в прятки между стороной обвинения и стороной защиты свидетельствовала о том, что органы общественного порядка в России не обладали достаточным влиянием. Тем более что общая обстановка в стране ухудшилась.
В то самое время в Одессе образовался «Исполнительный комитет социалистов-революционеров», чья еще не вполне сформулированная цель состояла в организации террористической деятельности. Разумеется, возможности этого комитета были ограничены усилиями отдельных лиц, но приступил он к исполнению намеченной цели незамедлительно. Его члены поначалу предприняли попытку, правда бесплодную, развернуть повстанческое движение. Позже из Одессы комитет переместился в Киев, где 23 февраля 1878 г. многие его члены стреляли в генерал-прокурора города, который вел дела революционеров. Прокурор, как и ранее Трепов, получил ранения, но это была только прелюдия к серии покушений, последовавших на юге России.
Именно в такой неспокойной обстановке проходил процесс над Верой Засулич. Зал суда, открытый для публики, но оказавшийся слишком мал для того, чтобы вместить всех желающих присутствовать на слушаниях, брался практически штурмом массами студентов и немногочисленными рабочими, которых едва удавалось сдерживать большому числу жандармов. Виновность обвиняемой ни у кого не вызывала сомнения: она признала предъявленные ей факты. Конечно, жертва покушения выжила, но Вера Засулич не переставала сожалеть об этом обстоятельстве и не скрывала своих чувств. Наиболее высокопоставленные лица в государстве - Горчаков, Милютин, члены Государственного совета - присутствовали на процессе; на скамье, предназначенной для прессы, можно было видеть великого писателя, которому в прошлом привелось столкнуться со строгостью российского правосудия, - Достоевского. Учитывая, что само происшествие не повлекло за собой гибели человека, именно процесс оказался в центре внимания хроники. После него власть почувствовала себя политически опустошенной.
Адвокату обвиняемой с трудом удавалось произносить речь в ее защиту - столь сильны были аплодисменты, которыми ее встречали. Он снова указал на то, что покушение явилось ответом на мучения Боголюбова, т. е. ответом на унижение и оскорбление человеческого достоинства, и что этот ответ исходил от «присутствующей здесь женщины, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести… в самих мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва». И в заключение он заявил, что, каково бы ни было решение суда, осужденная «может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренной».
Выступление защиты произвело громкий эффект и зал суда, вся страна увидели в Вере Засулич конкурентку Шарлоты Кордэ, образ самой невинности, воздающей наказание за преступление и несправедливость. Поддавшись этим настроениям, суд присяжных объявил ее невиновной и оправдал одобрительным гулом, в котором звук аплодисментов смешивался с исходящими снаружи возгласами, криками радости тех, кто не смог попасть в зал суда. Достоевский меланхолично заметил, что обвиняемая стала героиней всего общества. Он осознавал тот сдвиг, который только что совершился в общественном мнении России. Закон запрещал стрелять в ближнего своего, но выстрел Веры Засулич подчинялся моральному императиву, который она сама создала. Суд только что освятил моральное право запросто распоряжаться жизнью другого человека, вопреки закону, который это запрещал. Тем самым террор получил легитимность, свидетельством чему вскоре стала серия покушений, совершенная в России и за ее пределами под влиянием феномена Веры Засулич.
Однако правительство было вынужденно реагировать незамедлительно. Взбешенный Александр II потребовал, чтобы за оправданной Засулич был установлен надзор. Слишком поздно: ее так и не нашли. Пален вынес для себя уроки из состоявшегося процесса: он предложил - и в этом ему вторил Совет министров, - чтобы политические дела больше не выносились на рассмотрение суда присяжных и чтобы в стране, по крайней мере в крупных городах, было введено осадное положение. Реакция обрушилась на тех, кто ранее был освобожден или приговорен к легким мерам наказания. Что касалось введенных санкций, то решения о них принимались на самом верху. Законодательство подверглось пересмотру в августе 1878 г.: было решено особенно выделять тех, кто совершил террористические акты в отношении лиц воинского звания и выносить за них более строгие приговоры. Предполагалось возвращение к практике смертной казни.
Ничто не дало желаемого эффекта: Россия оказалась захвачена волной насилия. Именно в этот период появился социалистический журнал «Начало», который объявил себя органом «русских революционеров». Само по себе название журнала озвучивало его программу. Сотрудничавшие в нем авторы задавались вопросом, какие уроки власть извлечет из текущих событий; в их представлении она могла обнаружить желание успокоить общество посредством политических реформ и некоего подобия конституции, из чего делался вывод, что эти достижения должны быть использованы для подготовки следующего революционного этапа. Эти размышления о предполагаемых конституционных реформах и об их последствиях, которыми в какой-то период были заняты революционеры, выдавали некоторую раздвоенность их сознания. Осознавая урон, который процесс над Верой Засулич нанес имперскому порядку, они рассматривали такую возможность, при которой власть посредством уступок сумеет привлечь на свою сторону общественное мнение, находящееся в замешательстве, чутко реагирующее на любую возможность преобразований и, возможно, готовое благосклонно принять изменения в политической сфере. Вместо ожидаемой социалистической революции Россия двинется по пути развития буржуазного строя - вариант, который охотно принимали совсем немногие русские социалисты.
Это обстоятельство объясняет, почему в тот момент, когда колебания и сомнения достигли высшей точки, наиболее активные члены «Земли и воли» решили принять срочные меры, к тому чтобы развитие событий не пошло по этому пути (тем более что статьи, публикуемые в журнале «Начало», свидетельствовали о том, что сторонники данных взглядов находились даже среди участников движения) и не нанесло террористической деятельности непоправимый урон. Однако на этот раз они пришли к осознанию необходимости тщательно спланированных действий.
Главным идеологом этого «обновления» явился Сергей Кравчинский, также дворянского происхождения, сделавший карьеру офицера и покинувший ряды армии, приняв участие в «хождении в народ». Позднее он присоединился к славянам на Балканах, поддержав их в борьбе против Османской империи. Возвратившись в Россию через Италию, где он встречался с местными революционерами, Кравчинский начал готовить покушение, которое наделало много шуму.
Покушение как метод тогда было в моде. Спустя всего два месяца после поступка Веры Засулич, капитан жандармов в Киеве был заколот в центре города, а прокурор, по свидетельствам очевидцев, избежал той же участи только потому, что стрелявший в него промахнулся. Тогда Кравчинский счел, что настал момент развернуть деятельность в столице. Выбор жертвы был крайне символичен: он пал на главу печально известного Третьего отделения генерала Мезенцева, который был убит ударом кинжала 4 августа 1878 г.
Это убийство удалось совершить на удивление легко. Кравчинский и его сообщник Баранников подкараулили шефа жандармов у его дома, когда тот возвращался из церкви. Все произошло при свете дня, в самом сердце Санкт-Петербурга, в людном месте, в котором двое молодых и привлекательных на вид людей поджидали свою жертву; нанеся удар так быстро, что никто не успел среагировать, они запрыгнули в те самые дрожки, на которых они тремя днями ранее прибыли на место для подготовки покушения и которые ждали их и в этот раз, что позволило им словно раствориться в воздухе.
Покушение наделало много шуму по той причине, что оно удалось на славу - жертва была мертва, а убийцам удалось скрыться - и что никто более, чем шеф полиции не мог воспрепятствовать замышлявшемуся против него делу. Правда, в желании укрепить общественный порядок и разделаться с терроризмом правительство нередко меняло людей, стоявших во главе Третьего отделения. Шувалов, назначенный на этот пост после покушения Каракозова, несомненно, успешно справился со своей задачей, на несколько лет водворив порядок. Однако в 1874 г. император, найдя, что Шувалов пользуется чрезмерными полномочиями, снял его с этой должности и назначил вместо него слабого и малокомпетентного человека, генерала Потапова, которого впоследствии сменил Мезенцев. Частая смена кадров не способствовала стабильной работе этого учреждения, основанного на принципе строгой субординации.
Успех одного террористического мероприятия естественным образом вдохновил другие, не менее эффектные акции. 9 февраля 1879 г. губернатор Харькова, князь Кропоткин, приходившийся двоюродным братом известному анархисту, был убит выстрелом Григория Гольденберга. Кропоткин не был сторонником введения систематических репрессий - напротив, он старался избегать полицейского произвола. Однако революционная пропаганда возложила на него ответственность за реакционные шаги, предпринятые в Киеве, где в тот период волнения достигли широкого размаха.
В столице положение дел было не лучше. Университет стал местом проведения постоянных манифестаций, и забастовки рабочих на рубеже 1878–1879 гг. не прекращались. Вместо Мезенцева во главе Третьего отделения был поставлен Александр фон Дрентельн. Именно в годы его руководства террористам удалось внедрить своего человека, Николая Клеточникова, в самое сердце полицейского ведомства. Поставляемые им сведения о готовившихся операциях против подразделений «Земли и воли», а также об информаторах, которых полиция вводила в ряды террористического движения, обеспечивали прикрытие последнего и давали ему возможность развиваться в относительно безопасных условиях.
Генерал фон Дрентельн 13 марта 1879 г. направлялся в своем экипаже в сторону Зимнего дворца, когда среди бела дня молодой и элегантный кавалерист обогнал его и произвел выстрел в его направлении. То ли стрелок двигался слишком быстро, то ли не имел достаточно хорошего обзора, но ему удалось только разбить окно экипажа, тогда как шеф жандармов, невредимый, проследовал по намеченному маршруту. Всадник снова его нагнал, сделал еще одну попытку - столь же безуспешную - и скрылся. Исполнитель покушения назвался Мирским, по происхождению был поляком и, естественно, дворянином. Будучи осужден, он не вынес этого жребия и сделался осведомителем полиции, которая заботилась скорее о том, чтобы привлечь на свою сторону человека, способного стать ее проводником в хитросплетениях революционного движения, чем просто добиться правосудия.
Однако революционное движение сделало тогда шаг в новом направлении. Из всех высокопоставленных служителей монархии стремление убивать всего более касалось личности самого монарха. В апреле 1879 г. тридцатитрехлетний провинциал, сын санитара Александр Соловьев, ранее забросивший университетские занятия и принявший участие в «хождении в народ», подобно многим молодым людям своего поколения, прибыл в столицу и встретился с Михайловым, одним из корифеев революционного движения, чтобы невозмутимо сообщить ему о своем намерении убить императора. Он желал действовать в одиночку, без чьей-либо помощи, напомнив, что именно так тринадцатью годами ранее сделал Каракозов. В рядах «Земли и воли» разгорелась дискуссия о возможности проведения такой операции. Гольденберг, вынашивавший аналогичный замысел, был намерен присоединиться, но, поддержанный Михайловым, Соловьев одержал верх. Он будет действовать в одиночку, и, если задуманное ему удастся, все окажутся в выигрыше; если операция сорвется, никто не сможет обвинить в ее подготовке участников движения.
2 апреля 1879 г. в то время как император по обыкновению совершал прогулку в окрестностях дворца, внезапно появился молодой человек, выстрелил в него, сделал несколько повторных выстрелов в сторону начавшего убегать Александра II, но не достиг цели. Будучи схвачен полицией, он попытался принять яд, как это было условлено с Михайловым, но добиться своей смерти, как и смерти Александра II ему не удалось. Осужденный в специальном Присутствии Сената, он был приговорен к смерти и был публично повешен 28 мая.
Это неудавшееся покушение, единственной явной жертвой которого оказался сам исполнитель, принесло глубокие перемены в жизнь царя, страны и революционного движения. Как и выстрел Веры Засулич, выстрел Соловьева ознаменовал важную веху правления Александра II.
Что касается императора, то благодаря этому происшествию у него появилось ощущение, еще более усиленное мнением его близких, что его хранит Бог. Однако, несмотря на этот оптимистический вывод и отслуженный благодарственный молебен, Александр II с беспокойством наблюдал за развитием революционного движения. В архивах Третьего отделения содержатся две записки, в которых говорится о признательности, которую Александр II выразил жандарму, спасшему ему жизнь, но особенное внимание уделяется самому императору. Подготовленный для него рапорт о происшествии представляет собой детальное повествование, которое дополняется планом с отмеченным на нем маршрутом Соловьева и путем следования императора, что свидетельствует о желании царя быть в курсе всех деталей допросов и следствия в отношении террористов. В конечном счете справедливо говорить о наличии у него более глубокой обеспокоенности, чем в 1866 г. Самодержец осознавал, - о чем свидетельствуют документы полиции, - сколь радикальные перемены произошли в России.
Именно тогда стало ясно, что образ жизни Александра II после покушения не мог более оставаться таким, как прежде. Перемены прежде всего должны были коснуться порядка перемещений императора. Он любил прогуливаться вокруг дворца или в садах Летнего дворца. Но он был вынужден отказаться от дорогих ему привычек. Прогулок не стало меньше, но совершаться они должны были только в экипаже и в сопровождении надежного эскорта. Эти меры предосторожности распространялись и на приближенных к императору лиц. Еще одним следствием покушения, тяжело воспринятым всеми членами императорской фамилии, было решение монарха разместить свою вторую семью в покоях Зимнего дворца. Он имел обыкновение наносить ежедневные визиты Кате и своим детям, которые проживали неподалеку от дворца, и совершать с ними прогулки: отныне это стало невозможно. Он выделил им помещение на разных с императрицей этажах с тем, чтобы они не так часто попадались друг другу на глаза. Однако созданная таким образом ситуация носила скандальный характер, и мы к этому еще вернемся.
Что касается государства, то меры по безопасности были значительно усилены. В городах, в которых наблюдались волнения, было объявлено осадное положение. Были назначены три генерал-губернатора: Тотлебен в Одессу, Лорис-Меликов в Харьков, Гурко в столицу. Все трое участвовали в войне против Османской империи, имели прочную репутацию смелых и преданных императору людей и были наделены расширенными полномочиями. Также чрезвычайное положение, уже введенное в Москве, Варшаве и Киеве, было распространено на значительную часть территорий страны.
Сразу после происшествия Александр II не надолго отправился в Ливадию. Пребывание его там было характерным эпизодом из его двойной жизни, которая на тот момент уже практически не скрывалась. Александра сопровождала императорская фамилия, но с ним также находились Екатерина Долгорукая с детьми, которые путешествовали в отдельном вагоне. Император распределял время между двумя семьями. Покидая столицу, он возложил на чрезвычайную комиссию во главе с преданным ему Валуевым задачу подготовить развернутый доклад о развитии революционного движения, состоянии общественного мнения и предложить меры к исправлению крайне плачевного положения дел, о чем свидетельствовало покушение Соловьева.
Из книги Доникейское христианство (100 - 325 г. по P. ?.) автора Шафф Филип Из книги История Русской мафии 1988-1994. Большая стрелка автора Карышев ВалерийВыстрел у бани Всю дорогу до Краснопресненских бань Отари только и думал и анализировал этот разговор. С одной стороны, это было явное вымогательство с шантажом и угрозой, с другой – это все Отари всерьез не воспринимал, он сам был слишком известной личностью и полагал,
Из книги Убийство императора. Александр II и тайная Россия автора Радзинский ЭдвардВыстрел События эти начались с обстоятельств, которые по тем временам считались заурядными. В это время наш Янус, старательно глядевший назад, предпочитал иметь на службе людей исполнительных, то есть похожих на служак времен отца.Генерал-адъютант Федор Федорович Трепов
автора3.2. Выстрел Каракозова 1 марта 1866 года предводитель петербургского дворянства князь Г.А. Щербатов выступил с требованием расширения прав дворянства и земств. Политической демонстрацией стало и избрание новым предводителем петербургского дворянства графа В.П.
Из книги Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г. автора Брюханов Владимир Андреевич3.6. Трепов и Вера Засулич В то время, как Александр II пребывал на Балканах - при штабе героически сражающейся русской армии, в России в спину ему наносился сильнейший политический удар - и мы имеем в виду отнюдь не революционеров.Удар наносился его собственным близким
Из книги Убийство Михаила Лермонтова автора Баландин Рудольф Константинович автора Павловский Глеб Олегович62. Вера Засулич, Маша Коленкина и героические мужчины - В архиве Веры Засулич я прочел все ее письма, включая последние, где она проклинает друзей по партии, меньшевиков, за бесхарактерность. Это женщина, когда-то преданная Ленину, преданная им в буквальном смысле, и чего
Из книги Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством автора Павловский Глеб Олегович74. Тайная переписка с народниками. Письмо Маркса Вере Засулич - Помнишь, как в 1973-м ты размышлял на тему «континуума Маркса»? У тебя тогда начинался новый цикл рефлексий о Марксе и России.- Ну как же. Был эпизодик, я о нем узнал в ленинградском Доме Плеханова. Борис
Из книги Тайны Берлина автора Кубеев Михаил НиколаевичВыстрел по Нью-Йорку В конце 1944 года, когда поражение Германии в войне становилось все более очевидным, немецкое командование надеялось только на чудо-оружие. Гитлер из Берлина выезжал редко. Он хотел превратить столицу Третьего рейха в неприступную крепость и ждал,
Из книги Жизнь графа Дмитрия Милютина автора Петелин Виктор ВасильевичГлава 1 ОСВОБОЖДЕНИЕ ВЕРЫ ЗАСУЛИЧ ПРИСЯЖНЫМИ Война как бы осталась позади, еще шли переговоры с турками, султан писал письма Александру Второму, Тотлебен настаивал на очищении от турецких войск болгарских городов Варны и Шумлы, но в России уже происходили еще более
Из книги От неолита до Главлита автора Блюм Арлен ВикторовичВ. И. Засулич Слова не убить (…) Неустанной борьбой русские люди докажут - самим себе докажут, а это очень важно, - что, кроме деспотов и рабов, в России есть граждане, много граждан, дорожащих достоинством и честью своей страны, её свободой - больше, чем своим личным
Из книги Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866–1916 автора Иконников-Галицкий Анджей А.Долгое эхо выстрела Веры Засулич Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Трепова в 1878 году – один из самых знаменитых террористических актов в истории России. От других политических покушений его отличает удивительная простота и ясность сюжета.
Из книги Российская история в лицах автора Фортунатов Владимир Валентинович5.7.3. Засулич стреляла зря? В современной России у терроризма тяжелый шлейф: Буденновск, Москва, Беслан. Но было бы антиисторично ставить на одну доску террористов второй половины XIX в. и террористов конца XX – начала XXI в. Разные времена – разные терроризмы и террористы. На
Из книги Великие исторические личности. 100 историй о правителях-реформаторах, изобретателях и бунтарях автора Мудрова Анна ЮрьевнаЗасулич Вера Ивановна 1849–1919Революционерка-народница, деятель российского и международного социалистического движения.Вера Засулич родилась в деревне Михайловка Гжатского уезда Смоленской губернии в обедневшей польской дворянской семье. Отец Веры, офицер, умер, когда
Из книги Американская разведка во время мировой войны автора Джонсон Томас МНочной выстрел Однажды ночью автомобилист, о котором я упомянул выше, вел свою машину по хорошо знакомой дороге к итальянской границе. Приближаясь к одному особенно опасному повороту над пропастью, он, как обычно, собирался замедлить ход, как вдруг почувствовал, что у
Из книги Полное собрание сочинений. Том 24. Сентябрь 1913 - март 1914 автора Ленин Владимир ИльичКак В. Засулич убивает ликвидаторство В № 8 «Живой Жизни»{15}, от 19 июля 1913 г., помещена замечательная статья В. Засулич в защиту ликвидаторства («По поводу одного вопроса»). Мы обращаем усиленное внимание всех, интересующихся вопросами рабочего движения и демократии, на
139 лет назад, 31 марта 1878 г. судом присяжных началось слушание дела революционерки Веры Засулич о покушении на убийство градоначальника Санкт-Петербурга генерала Ф.Ф. Трепова.
Это был процесс, где прозвучала одна из гениальных речей, изменивших ход Российской истории: защиту подсудимой вел адвокат Петр Александров. Благодаря его мастерскому выступлению, суд присяжных оправдал Веру Засулич.
Сегодня мы предлагаем вам ознакомиться с сокращенным вариантом этой знаменательной речи.
Выдающийся российский адвокат Петр Акимович Александров родился в 1838 году в семье священника и поначалу учился в семинарии. По окончании курса юридических наук в Санкт-Петербургском университете служил судебным следователем Царскосельского уезда, состоял товарищем прокурора Санкт-Петербургского окружного суда, затем получил должность прокурора Псковского окружного суда. В 1876 году, будучи к тому времени товарищем обер-прокурора уголовного кассационного департамента Правительствующего сената, Петр Александров после конфликта с начальством вышел в отставку и вступил в сословие присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты. Он выступал защитником на многих громких процессах, но европейскую известность принесла ему защита Веры Засулич.
Судебная речь адвоката П. А. Александрова в защиту Веры Засулич. 31 марта 1878 года (в сокращении)
Господа присяжные заседатели! Я выслушал благородную, сдержанную речь товарища прокурора, и со многим из того, что сказано им, я совершенно согласен; мы расходимся лишь в весьма немногом, но тем не менее задача моя после речи господина прокурора не оказалась облегченной. Не в фактах настоящего дела, не в сложности их лежит его трудность; дело это просто по своим обстоятельствам до того просто, что если ограничиться одним только событием 24 января, тогда почти и рассуждать не придется. Кто станет отрицать, что самоуправное убийство есть преступление ; кто будет отрицать то, что утверждает подсудимая, что тяжело поднимать руку для самоуправной расправы?
Все это истины, против которых нельзя спорить, но дело в том, что событие 24 января не может быть рассматриваемо отдельно от другого случая : оно так связуется, так переплетается с фактом совершившегося в доме предварительного заключения 13 июля, что если непонятным будет смысл покушения, произведенного Верой Засулич на жизнь генерал-адъютанта Трепова, то его можно уяснить, только сопоставляя это покушение с теми мотивами, начало которым положено было происшествием в доме предварительного заключения…
Всякое должностное, начальствующее лицо представляется мне в виде двуликого Януса, поставленного в храме, на горе; одна сторона этого Януса обращена к закону, к начальству, к суду; она ими освещается и обсуждается; обсуждение здесь полное, веское, правдивое; другая сторона обращена к нам, простым смертным, стоящим в притворе храма, под горой. На эту сторону мы смотрим, и она бывает не всегда одинаково освещена для нас. Мы к ней подходим иногда только с простым фонарем, с грошовой свечкой, с тусклой лампой; многое для нас темно, многое наводит нас на такие суждения, которые не согласуются со взглядами начальства, суда на те же действия должностного лица. Но мы живем в этих, может быть, иногда и ошибочных понятиях, на основании их мы питаем те или другие чувства к должностному лицу, порицаем его или славословим его, любим или остаемся к нему равнодушны, радуемся, если находим распоряжения вполне справедливыми…
Чтобы вполне судить о мотиве наших поступков, надо знать, как эти мотивы отразились в наших понятиях. Таким образом, в моем суждении о событии 13 июля не будет обсуждения действий должностного лица, а только разъяснение того, как отразилось это событие на уме и убеждениях Веры Засулич…
Вы помните, что с семнадцати лет, по окончании образования в одном из московских пансионов, после того как она выдержала с отличием экзамен на звание домашней учительницы, Засулич вернулась в дом своей матери. Старуха-мать ее живет в Петербурге. В небольшой сравнительно промежуток времени семнадцатилетняя девушка имела случай познакомиться с Нечаевым… Кто такой был Нечаев, какие его замыслы, она не знала, да тогда еще и никто не знал его в России; он считался простым студентом, который играл некоторую роль в студенческих волнениях, не представлявших ничего политического.
По просьбе Нечаева Вера Засулич согласилась оказать ему некоторую, весьма обыкновенную услугу. Она раза три или четыре принимала от него письма и передавала их по адресу, ничего, конечно, не зная о содержании самих писем. Впоследствии оказалось, что Нечаев - государственный преступник , и ее совершенно случайные отношения к Нечаеву послужили основанием к привлечению ее в качестве подозреваемой в государственном преступлении по известному нечаевскому делу. Вы помните из рассказа Веры Засулич, что двух лет тюремного заключения стоило ей это подозрение. Год она просидела в Литовском замке и год в Петропавловской крепости. Это были восемнадцатый и девятнадцатый годы ее юности…
В эти годы зарождающихся симпатий Засулич действительно создала и закрепила в душе своей навеки одну симпатию - беззаветную любовь ко всякому, кто, подобно ей, принужден влачить несчастную жизнь подозреваемого в политическом преступлении . Политический арестант, кто бы он ни был, стал ей дорогим другом, товарищем юности, товарищем по воспитанию. Тюрьма была для нее альма-матер, которая закрепила эту дружбу, это товарищество. Два года кончились. Засулич отпустили, не найдя даже никакого основания предать ее суду… Засулич была еще молода - ей был всего двадцать первый год. Мать утешала ее, говорила: «Поправишься, Верочка, теперь все пройдет, все кончилось благополучно». Действительно, казалось, страдания излечатся, молодая жизнь одолеет и не останется следов тяжелых лет заключения.
Была весна; прошло десять дней, полных розовых мечтаний. Вдруг поздний звонок. Не друг ли запоздалый? Оказывается - не друг, но и не враг, а местный надзиратель. Объясняет он Засулич, что приказано ее отправить в пересыльную тюрьму. «Как в тюрьму? Вероятно, это недоразумение, я не привлечена к нечаевскому делу, не предана суду, обо мне дело прекращено судебною палатою и Правительствующим сенатом». - «Не могу знать, - отвечает надзиратель, - пожалуйте, я от начальства имею предписание взять вас»…
В пересыльной тюрьме навещают ее мать, сестра; ей приносят конфеты, книжки; никто не воображает, чтобы она могла быть выслана… На пятый день задержания ей говорят: «Пожалуйте, вас сейчас отправляют в город Крестцы». - «Как отправляют? Да у меня нет ничего для дороги. Подождите, по крайней мере дайте мне возможность дать знать родственникам… Я уверена, что тут какое-нибудь недоразумение…» - «Нельзя, - говорят, - не можем по закону, требуют вас немедленно отправить».
Засулич понимала, что надо покориться закону; не знала только, о каком законе тут речь. Поехала она в одном платье, в легком бурнусе; пока ехала по железной дороге, было сносно, потом поехала на почтовых, в кибитке, между двух жандармов. Был апрель месяц, стало в легком бурнусе невыносимо холодно: жандарм снял свою шинель и одел барышню. Привезли ее в Крестцы. В Крестцах сдали ее исправнику, исправник выдал квитанцию и говорит Засулич: «Идите, я вас не держу, вы не арестованы. Идите и по субботам являйтесь в полицейское управление, так как вы состоите у нас под надзором». Рассматривает Засулич свои ресурсы, с которыми ей приходится начать новую жизнь в неизвестном городе. У нее оказывается рубль денег, французская книжка да коробка шоколадных конфет.
Нашелся добрый человек, дьячок, который поместил ее в своем семействе. Найти занятие в Крестцах ей не представилось возможности, тем более что нельзя было скрыть, что она - высланная административным порядком. Я не буду затем повторять другие подробности, которые рассказала сама Вера Засулич. Из Крестцов ей пришлось ехать в Тверь, в Солигалич, в Харьков. Таким образом началась ее бродячая жизнь… У нее делали обыски, призывали для разных опросов, подвергали иногда задержкам не в виде арестов и наконец о ней совсем забыли.
Когда от нее перестали требовать, чтобы она еженедельно являлась к местным полицейским властям, тогда ей улыбнулась возможность контрабандой поехать в Петербург и затем с детьми своей сестры отправиться в Пензенскую губернию. Здесь она летом 1877 года прочитывает в первый раз в газете «Голос» известие о наказании Боголюбова…
Засулич действительно создала и закрепила в душе своей навеки одну симпатию - беззаветную любовь ко всякому, кто, подобно ей, принужден влачить несчастную жизнь подозреваемого в политическом преступлении.
Человек, по своему рождению, воспитанию и образованию чуждый розги; человек, глубоко чувствующий и понимающий все ее позорное и унизительное значение; человек, который по своему образу мыслей, по своим убеждениям и чувствам не мог без сердечного содрогания видеть и слышать исполнение позорной экзекуции над другими, - этот человек сам должен был перенести на собственной коже всеподавляющее действие унизительного наказания. Какое, думала Засулич, мучительное истязание, какое презрительное поругание над всем, что составляет самое существенное достояние развитого человека, и не только развитого, но и всякого, кому не чуждо чувство чести и человеческого достоинства…
В беседах с друзьями и знакомыми, наедине, днем и ночью, среди занятий и без дела Засулич не могла оторваться от мысли о Боголюбове ; и ниоткуда сочувственной помощи, ниоткуда удовлетворения души, взволнованной вопросами: кто вступится за опозоренного Боголюбова, кто вступится за судьбу других несчастных, находящихся в положении Боголюбова? Засулич ждала этого заступничества от печати, она ждала оттуда поднятия, возбуждения так волновавшего ее вопроса. Памятуя о пределах, молчала печать. Ждала Засулич помощи от силы общественного мнения. Из тиши кабинета, из интимного круга приятельских бесед не выползало общественное мнение. Она ждала, наконец, слова от правосудия. Правосудие… Но о нем ничего не было слышно…
И вдруг внезапная мысль, как молния, сверкнувшая в уме Засулич: «О, я сама! Затихло, замолкло все о Боголюбове, нужен крик, в моей груди достанет воздуха издать этот крик, я издам его и заставлю его услышать!» … Иначе и быть не могло: эта мысль как нельзя более соответствовала тем потребностям, отвечала на те задачи, которые волновали ее.
Руководящим побуждением для Засулич обвинение ставит месть. Местью и сама Засулич объяснила свой поступок, но… одна «месть» была бы неверным мерилом для обсуждения внутренней стороны поступка Засулич. Месть обыкновенно руководит личными счетами с отмщаемым за себя или близких. Однако никаких личных интересов не только не было для Засулич в происшествии с Боголюбовым, но и сам Боголюбов не был ей близким, знакомым человеком…
В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни.
«Когда я совершу преступление, - думала Засулич, - тогда замолкнувший вопрос о наказании Боголюбова восстанет; мое преступление вызовет гласный процесс, и Россия в лице своих представителей будет поставлена в необходимость произнести приговор не обо мне одной, а произнести его, по важности случая, в виду Европы, той Европы, которая до сих пор любит называть нас варварским государством, в котором атрибутом правительства служит кнут…» Я не могу согласиться и с тем весьма остроумным предположением, что Засулич не стреляла в грудь и в голову генерал-адъютанта Трепова… потому только, что чувствовала некоторое смущение, и что только после того, как несколько оправилась, она нашла в себе достаточно силы, чтобы произвести выстрел. Я думаю, что она просто не заботилась о более опасном выстреле… Довольствуясь вполне тем, что достигнуто, Засулич сама бросила револьвер, прежде чем успели схватить ее, и, отойдя в сторону, без борьбы и сопротивления отдалась во власть набросившегося на нее майора Курнеева и осталась не задушенной им только благодаря помощи других окружающих. Ее песня была теперь спета, ее мысль исполнена, ее дело совершено…
Таким образом, отбрасывая покушение на убийство как не осуществившееся, следовало бы остановиться на действительно доказанном результате, соответствовавшем особому условному намерению - нанесению раны…
Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва.
И не торговаться с представителями общественной совести за то или другое уменьшение своей вины явилась она сегодня перед вами, господа присяжные заседатели. Она была и осталась беззаветною рабой той идеи, во имя которой подняла она кровавое оружие. Она пришла сложить перед нами все бремя наболевшей души, открыть скорбный лист своей жизни, честно и откровенно изложить все то, что она пережила, передумала, перечувствовала, что двинуло ее на преступление, чего ждала она от него.
Господа присяжные заседатели! Не в первый раз на этой скамье преступлений и тяжелых душевных страданий является перед судом общественной совести женщина по обвинению в кровавом преступлении. Были здесь женщины, смертью мстившие своим соблазнителям; были женщины, обагрявшие руки в крови изменивших им любимых людей или своих более счастливых соперниц. Эти женщины выходили отсюда оправданными. То был суд правый, отклик суда божественного, который взирает не на внешнюю только сторону деяний, но и на внутренний их смысл, на действительную преступность человека. Те женщины, совершая кровавую расправу, боролись и мстили за себя.
В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею, во имя того, кто был ей только собратом по несчастью всей ее молодой жизни. Если этот мотив проступка окажется менее тяжелым на весах общественной правды, если для блага общего, для торжества закона, для общественности нужно призвать кару законную, тогда - да совершится ваше карающее правосудие! Не задумывайтесь!
Не много страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Без упрека, без горькой жалобы, без обиды примет она от вас решение ваше и утешится тем, что, может быть, ее страдания, ее жертва предотвратили возможность повторения случая, вызвавшего ее поступок. Как бы мрачно ни смотреть на этот поступок, в самых мотивах его нельзя не видеть честного и благородного порыва.
Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною, и остается только пожелать, чтобы не повторялись причины, производящие подобные преступления, порождающие подобных преступников.
Мы познакомились с содержанием тех судебных процессов пропагандистов 70-х годов, которые дали узников политическим тюрьмам царизма.
B 1878 году возник процесс по обвинению Веры Засулич в покушении на жизнь петербургского градоначальника генерал- адъютанта Трепова.
Процесс Веры Засулич занимает выдающееся место в истории судебных процессов по тому огромному общественному вниманию, которое OH к себе привлек. Имя обвиняемой мы встречаем среди узников не только Дома предварительного заключения в Петербурге, но и Петропавловской крепости, в которой она содержадась в самом начале 70-х годов по обвинению в политической пропаганде. От политической пропаганды она обратилась к террору после того, как по приказу генерал-адъютанта Трепова бьиі наказан розгами студент Боголюбов, содержавшийся в Доме предварительного заключения. При посещении этой тюрьмы градоначальник застал политических заключенных, и в том числе Боголюбова, на тюремном дворе, где они совершали свою обычную прогулку. Боголюбов был осужден к каторжным работам по делу демонстрации перед Казанским собором, но приговор еще не был обращен к исполнению. Градоначальник ударом кулака сбил фуражку с головы Боголюбова и приказал заключить его в карцер. Эти действия Трепова вызвали взрыв негодования среди заключенных и привели к бурному протесту, когда Боголюбов в тот же день был подвергнут наказанию розгами. Это распоряжение Трепова было сделано с ведома министра юстиции. Негодование* охватило широкие круги русской общественности. Выразительницей этого негодования и явилась Bepa Засулич. Она выстрелом из револьвера ранила Трепова на приеме у него. Засулич рассказала в своих воспоминаниях, что после выстрела она была сброшена на пол ударами и в числе избивавших ее находился бывший начальник Дома предварительного заключения, назначенный к этому времени на службу к Трепову *.
Поступок Веры Засулич вызвал чувство нравственного удовлетворения в кругах русской общественности и чувство озлобления в кругах высшей бюрократии .
Засулич была предана суду присяжных заседателей. Правительство надеялось, что присяжные осудят обвиняемую и тем самым реабилитируют Трепова.
Председательствующий по этому процессу А. Ф. Кони рассказал в своих воспоминаниях об этом деле о том давлении, которое пытался оказать на него, как на председателя суда, министр юстиции. Воспоминания Кони вскрывают перед нами картину самого циничного обращения министра юстиции с тем, что называлось высоким именем - «правосудие». Министр не остановился даже перед уговором председателя суда создать при рассмотрении дела процессуальные нарушения в целях возможности кассации приговора в случае оправдания подсудимой.
А. Ф. Кони остался в процессе Веры Засулич на высоте положения. История русской общественности знает, что он сохранил здесь беспристрастие, предоставив обвиняемой и защите возможность выяснить все обстоятельства дела и гнусность позорного распоряжения градоначальника Трепова. Bepa Засулич была оправдана. Оправдательный вердикт вызвал бурю восторга в зале суда, полном сочувствия передовой русской общественности, и озлобление реакционных слоев столицы. Bepe Засулич удалось скрыться за границу. Для Кони наступило время преследований, он был вынужден перейти на ряд лет к деятельности, далекой от его специальности криминалиста. Эти преследования правительством председателя суда получают особое значение для характеристики царского правосудия тем более, что о них подробно рассказывает сам А. Ф. Кони .
Преследование А. Ф. Кони, как председательствующего по делу Веры Засулич, закончилось вынужденным переходом его в гражданский департамент судебной палаты. Он был привлечен к ответственности в дисциплинарном порядке по определению Сената. Это было результатом хлопот более реакционной части сенаторов.
Указание на это мы нашли в архивном деле III отделения по делу о покушении Веры Засулич. B означенном деле указано, что сенатор Ковалевский предлагал уголовному кассационному департаменту Сената утвердить оправдательный приговор по делу Веры Засулич. Сенатор Дрейер назвал такое предложение «не только пристрастным, но и противозаконным» и потребовал предания Кони суду. K этому предложению присоединился сенатор Арсеньев. Тогда Ковалевский напомнил, что сам Арсеньев подвергался дисциплинарному взысканию за угрозу во время его службы в Московском окружном суде наказать розгами подсудимую.
Следует напомнить, что инициатором возбуждения вопроса о предании Кони суду был тот самый Дрейер, который снискал себе известность своим поведением по процессу Нечаева и по ряду политических процессов в особом присутствии Сената по делам о государственных преступлениях 7
Архивное дело, из которого приведены эти сведения о заседании Сената, содержит в себе іряд других интересных сведений, оставшихся неизвестными до настоящего времени. Они показывают, какое огромное впечатление в России произвело покушение Веры Засулич. B деле имеется значительное количество анонимных писем, доставленных в III отделение и самому царю, от которого они были пересланы также в III отделение. B большинстве писем их анонимные авторы шлют проклятье не только Tpe- пову, но и шефу жандармов Мезенцову, министру юстиции Па- лену, сенатору Петерсу, председательствовавшему по процессу 193-x. Ho были письма и другого содержания. B них выражалось негодование по случаю оправдания Веры Засулич. Автор одного из таких писем, также не назвавший своей фамилии, заявил, что он был в числе двенадцати присяжных заседателей по процессу Веры Засулич. Едва ли это соответствовало действительности. Ему не было надобности скрывать свою фамилию в письме, адресованном III отделению, в котором он обвинял публику, заполнившую зал судебного заседания, в том, что под ее давлением, из боязни новых убийств в самом здании суда, присяжные вынесли свой оправдательный вердикт. У него нет другого названия для сторонников Веры Засулич, как «негодяи». Он торжественно объявлял покушение Веры Засулич делом рук политических эмигрантов . B заключение он находил, что полиция проявляет недопустимую слабость в борьбе с революционным движением.
Негодование реакционеров оправданием Веры Засулич достигало такой степени, что они в своих анонимных письмах обвиняли
не только Кони, но и требовали виселицы для такого реакцио
нера, как министр юстиции граф Пален .
Мы не будем приводить всех доказательств того огромного впечатления, которое пройзвели в различных пунктах России покушение Веры Засулич и оправдательный приговор суда по ее делу. Об этом свидетельствуют сообщения, адресованные в III отделение из разных пунктов России. Здесь ясно сказалось все различие политических течений того времени.
Отмена оправдательного приговора, удовлетворявшая реакционные круги русского общества, произошла тогда, когда Bepa Засулич уже была в Швейцарии. Царь решил не требовать от швейцарского правительства выдачи обвиняемой и приказал ограничиться ее вызовом в суд. Конечно, нового рассмотрения дела Веры Засулич не произошло. Также несомненно, что не в интересах правительства было сосредоточивать общественное внимание на этом факте борьбы царизма с революционным движением в России.
Оправдание присяжными заседателями Веры Засулич показало правительству, что на присяжных заседателей царизм в таких делах не может рассчитывать с полной уверенностью. B результате этого правительство сделало для себя вывод и стало передавать такие дела более надежным судьям-чиновникам - в первую очередь, военным судам. Здесь оно не ошиблось, и приговоры военных судов его вполне удовлетворяли.
Засулич Вера Ивановна является весьма неоднозначной исторической личностью. Те, кто особенно не интересовался подробностями биографии этой женщины, скорее всего, вспомнят ее в образе героини, которая стреляла в бесчинствующего чиновника Трепова. Несмотря на всю тяжесть содеянного и на то что девушка намеревалась совершить самое страшное преступление - убить человека, присяжные полностью оправдали ее на суде. Местные власти были категорически не согласны с таким решением и буквально на следующий день выдали распоряжение о повторном задержании Засулич. Но пока подобное решение принималось, Вера успела выехать за границу и избежать тюремного заключения.
Всемирная известность
Благодаря тому что судебный процесс Веры Засулич в свое время возымел международный резонанс, ее имя у многих ассоциируется со справедливостью и тем, что писанные властью законы не являются универсальными. В отечественных трудах по истории она упоминается как публицист, переводчик работ Энгельса и Маркса, а также активная российская общественная деятельница.
Во многих источниках, она упоминается как организатор самой первой марксистской организации под названием «Освобождение труда». Но в то же время некоторые из тех, кто более тщательно изучал информацию о Вере, называют ее простой бандиткой, беспредельщицей, террористкой и анархисткой.
Засулич Вера Ивановна: биография, детство и семья
27 июля 1849 года в маленькой русской деревне Михайловка, которая территориально относила к родилась девочка Вера. Ее семья не могла похвастаться особым достатком, поскольку родители считались обедневшими дворянами. Кроме Веры у них было еще две дочери. Отец - Иван Засулич, был отставным офицером. Он скончался в 1852 году, когда Вере исполнилось всего три года. Мать была не в состоянии прокормить троих детей и поэтому одну из дочерей решили отправить к более богатым родственником. Выбор пал на Веру, и она отправилась в деревню Бяколово, где проживали ее родные тетки. Там прошло все ее детство, и именно родственники полностью воспитали девочку.
Юность и полученное образование
В пятнадцатилетнем возрасте Засулич Вера Ивановна была отправлена в частный московский пансионат. Там она изучала иностранные языки и подготавливалась к работе гувернанткой. Достаточно неплохо освоив все преподаваемые в пансионате науки, в 1867 году Вера получила диплом домашней учительницы и вместе с ним отправилась покорять Петербург. К сожалению, для молодой девушки без опыта и рекомендаций не нашлось работы по специальности. Поскольку деньги на жизнь все равно нужно было зарабатывать, она устроилась к мировому судье. Прослужив у него письмоводителем около года, Вера оставила эту работу и решила вернуться в столицу. Там она устраивается работать переплетчицей и, получив свободный доступ к множеству книг, постоянно читает и занимается саморазвитием. Именно в это время Засулич начинает осознавать сильную тягу к революции и желание активно действовать.
Участие в революционных движениях и роковое знакомство с Нечаевым
Прожив в Петербурге всего год, Засулич Вера Ивановна успела поучаствовать в работе множества революционных кружков. В конце 1862 года, посещая один из них, девушка знакомится с небезызвестным революционером Нечаевым. Заприметив Веру и, видимо, разглядев в ней немалый революционный запал и потенциал, достаточно долго он пытался завлечь ее в свою организацию под названием «Народная расправа».
Засулич отвергала подобные предложения, поскольку считала все идеи Нечаева невыполнимыми и фантастическими. При этом, оставаясь приверженкой революционных взглядов, она оставила ему свой адрес проживания. Позднее Нечаев его использовал для получения и отправки писем нелегалами. Одно из таких писем, несмотря на то что Вера его даже не читала, и стало причиной ее первого ареста.
Аресты и тюремное заключение
Во время передачи письма одному из нелегалов Засулич Вера Ивановна была впервые арестована. Практически год она была заключенной в Петропавловской крепости.
Почти через 2 года женщину освобождают, но буквально сразу же повторно арестовывают за распространение нелегальной литературы и в наказание отправляют в ссылку. Вера отбывает ее вначале в Новгородской губернии, а затем в Твери.
Жизнь Засулич после ссылки
В 1875 году девушка оказывается в Харькове. Все время она находится под пристальным надзором полиции. Для того чтобы как-то устроить свою дальнейшую жизнь, Вера принимает решение поступить на курсы акушерок, но и с революционной деятельностью она полностью прощаться ни в коем случае не собиралась.
В 1872 году она стала членом организации «Южные бунтари», которая располагалась в Киеве, но имела свои представительства по всей Украине. Пребывая в ее рядах, Вера принимала активное участие в организации крестьянских бунтов. После серии неудач Засулич вновь возвращается в Петербург и начинает работать в одной из подпольных типографий, которая принадлежала организации «Земля и Воля». Вера вступила в ее ряды и спустя небольшое количество времени, в январе 1878 года, она совершила свое легендарное покушение на Трепова.
Проступок градоначальника, вызвавший гнев Засулич
Однажды около Казанского собора группа студентов устроила демонстрацию. За участие в ней в декабре 1876 года был арестован, а затем приговорен к каторжным работам студент Боголюбов. На то время телесные пытки и наказания к заключенным на политической основе были категорически запрещены. Но по приказу градоначальника Трепова Боголюбов был жестоко высечен розгами. На сегодняшний день уже известна информация, что спустя 2 года после данного инцидента студент скончался в больнице. При этом из-за ранее перенесенного наказания Боголюбов находился в состоянии мрачнейшего умопомешательства.
Причиной, по которой градоначальник отдал приказ избить парня розгами, стало то, что Боголюбов не снял шапку перед ним и тем самым проявил свое неуважение к царскому чиновнику. Такое решение Трепова вызвало резонанс среди простого народа и, конечно же, многих возмутило. Не могли оставить данный факт без внимания и революционеры.
Попытка убийства
Одной из тех, кто негодовал от самовольства градоначальника, была и Вера Засулич.
Покушение на жизнь Трепова, которое она сама задумала, организовала и осуществила, вошло в историю и принесло ей неимоверную славу. Позднее совершенное ею действие охарактеризуют как террористический акт, а саму Веру назовут девушкой, которая своим поступком активизировала революционный террор по всей России.
Планируя акт мести, Засулич записалась на личный прием к градоначальнику. Утром 24 января 1878 года она вошла в его кабинет и совершила выстрел, который тяжело ранил Трепова. Вера была арестована на месте.
Участники суда, вошедшие в историю права
Председателем Петербуржского окружного суда на этот момент являлся А. Ф. Кони. Главы Петербуржской прокуратуры настояли на том, чтобы дело Веры Засулич решалось судом присяжных, поскольку их основным желанием было минимизировать политический аспект этого дела. При этом обычные люди считали Трепова продажным взяточником, и еще до отданного им приказа высечь Боголюбова розгами, его репутация в обществе была не самой лучшей. После истории с наказанием студента мнение о нем, естественно, не улучшилось. Так что решение о том, что вердикт будут утверждать присяжные, сыграло Засулич только на руку.
Изначально она не собиралась пользоваться помощью адвоката, но, прочитав выдвинутый ей прокурором обвинительный лист, Вера поняла, что сама не справится. Свою помощь в защите ей предлагали многие (поскольку любой адвокат хотел засветиться в столь громком деле), но свое предпочтение она отдала Петру Александрову.
Он являлся сыном священника и ранее работал прокурором судебной палаты. В разговорах со своими коллегами Александров не раз заверял, что сделает все, что только можно, для того чтобы выиграть дело Засулич. И он полностью оправдал надежды Веры. Благодаря его гениальной речи, присяжные признали ее невиновной.
Жизнь после оправдания
Поскольку местные власти не могли допустить распространения среди народа мнения о том, что можно стрелять в высших чиновников и потом быть оправданным, буквально на следующий день решение суда было опротестовано, и был выдан новый приказ о задержании Веры. Она предполагала такой возможный исход событий, и буквально сразу же после своего освобождения при помощи друзей Засулич бежала в Швейцарию. Вернулась на родину она только в 1879 году и сразу же вместе с Плехановым стала принимать активное участие в создании организации «Черный передел».
Вера на себе испробовала так называемый метод «индивидуального террора», но мало того что очень быстро разочаровалась в его эффективности, так над ней еще и вновь нависла реальная угроза второго ареста. Именно тогда в ее жизни и случилась вынужденная вторая эмиграция - Засулич поспешно выехала в Париж.
Революционная деятельность
Находясь во Франции, Вера Ивановна собирала деньги для русских политических заключенных. Ее взгляды на террор меняются радикальным образом, и она становится приверженкой революционного марксизма. Она переводит на русский язык работы Энгельса и Маркса, печатает свои статьи во многих европейских демократических журналах. Далее, она переезжает в Лондон, где ведет активную публицистическую деятельность, занимается научным трудом.
Находясь в Женеве, в 1883 году Вера становится активной участницей создания группы «Освобождение труда», которая занималась помощью русским эмигрантам. И лишь 1899 году под чужим именем женщина смогла вернуться обратно в Петербург. Она лично была знакома с Лениным, входила в редакционный состав журнала «Зоря» и газеты «Искра».
Смерть Веры Засулич
Несмотря на столь активную деятельность, к концу своей жизни Вера Засулич чувствовала сплошное разочарование. Опираясь на свой внушительный опыт, она всячески отвергала и выступала против любого проявления терроризма в качестве революционной борьбы.
Февральские события 1917 года она восприняла в качестве буржуазно-демократической революции, но никак не народной. Октябрьская революция принесла ей также лишь одни разочарования. Засулич писала о том, что созданная Советская власть является всего лишь зеркальным отражением предыдущего, царского режима.
Умерла Вера Ивановна 8 мая 1919 года. Ее похоронили на Волковом кладбище, рядом с могилой Плеханова.
Сегодня в российском юридическом сообществе активно обсуждается идея о сокращении числа присяжных заседателей с 12 до пяти-семи. Весомые аргументы приводят и сторонники реформы, и ее противники. Но и те и другие сходятся в главном: роль присяжных необходимо резко повысить. Дореволюционная практика, ныне во многом забытая, подтверждает значимость этого института судебной власти множеством примеров.
"Родина" решила напомнить о хрестоматийном - процессе по "делу Веры Засулич".
Выстрел
24 января 1878 года молодая женщина, пришедшая на прием к петербургскому градоначальнику Федору Трепову, выстрелила в него из револьвера "бульдог". Пуля попала чиновнику в левый бок, ранение окажется не смертельным...
На допросе выяснилось, что женщину, назвавшуюся при записи на прием Козловой, зовут Верой Засулич. 28-летняя дочь провинциальных дворян рано лишилась отца, получила в Москве диплом учительницы, с юности участвовала в народнических кружках. В кабинете Трепова она оказалась после нашумевшей истории: столичный градоначальник посетил Дом предварительного заключения на Шпалерной, где студент-революционер Боголюбов якобы отказался снять перед ним шапку. Трепов приказал высечь ослушника розгами.
Народовольцы тут же бросили жребий на спичках, кто из них убьет злодея-градоначальника.
Стрелять выпало Вере.
Одни уверяли, что она любовница избитого Боголюбова, другие считали ее опытной киллершей, нанятой "Народной волей"... На самом деле Засулич, некрасивая и робкая, была равнодушна к мужчинам - ее сердце принадлежало освобождению угнетенного народа. Революционер, а позже монархист Лев Тихомиров вспоминал: "Она была по внешности чистокровная нигилистка, грязная, нечесаная, ходила вечно оборванкой, в истерзанных башмаках, а то и вовсе босиком. Но душа у нее была золотая, чистая и светлая, на редкость искренняя".
Адвокат
Невиданная дерзость покушения напугала сановников, решивших как можно скорее провести показательный процесс над террористкой. Причем не политический, а уголовный - в надежде на максимальный (15, а то и 20 лет каторги) срок: присяжные не жаловали убийц, в том числе и несостоявшихся. И это было первой ошибкой власти: хрупкая девушка еще до начала процесса вызвала в обществе больше сочувствия, нежели раненый ею градоначальник. Второй ошибкой стал выбор судьи - 34-летнего Анатолия Кони, одного из отцов судебной реформы и убежденного либерала. Министр юстиции Пален открыто заявил ему, что Засулич должна быть осуждена: "Обвинитель, защитник, присяжные - вздор, все зависит от вас".
Не на того напал...
Кони твердо решил провести суд по новым, прогрессивным законам.
Чувствуя общее настроение, двое юристов поочередно отказались от роли обвинителя. В результате она досталась товарищу столичного прокурора Кесселю по прозвищу Кисель, человеку бесцветному и начисто лишенному ораторских талантов. Зато адвокат был ярок донельзя - 42-летний Петр Александров уже успел прославиться участием в самых громких делах. И еще до первого заседания он одержал принципиальную победу над защитой в выборе присяжных. И адвокат, и обвинитель могли отвести по шесть человек из предложенных 29, но Кессель почему-то уступил свою квоту защитнику. И Александров отвел сразу 11 человек - прежде всего купцов и крупных чиновников, традиционных сторонников власти.
Из оставшихся по жребию были выбраны 12 присяжных, представлявших интеллигенцию и среднее чиновничество - "средний класс", настроенный оппозиционно. Это была третья (и главная) ошибка власти.
Присяжные
Назовем имена двенадцати главных героев процесса Засулич:
надворный советник А. И. Лохов,
надворный советник А. И. Сергеев,
надворный советник К. С. Алексеев,
купец второй гильдии В. А. Якимов,
свободный художник С. Ф. Верховцев,
помощник смотрителя Александро-Невского духовного училища М. Г. Мысловский,
надворный советник П. С. Купинский,
титулярный советник Н. В. Дадонов,
коллежский секретарь Д. П. Петров,
студент А. И. Хализеев,
коллежский регистратор А. А. Джамусов,
дворянин Р. Е. Шульц-Торма.
Об этих людях известно немного. 48-летний Анатолий Ильич Лохов был столоначальником в Министерстве финансов и единственный из присяжных владел собственным домом в центре столицы - неудивительно, что именно его выбрали старостой. 35-летний Сергей Федорович Верховцев управлял отцовской ювелирной мастерской, делавшей церковную утварь. К. Алексеев и А. Джамусов дослужились до статских советников и канули в безвестность после революции. Роман Егорович фон Шульц-Торма принадлежал к прибалтийскому дворянству, умер в независимой Эстонии...
Обеспечив удобный состав присяжных, Александров занялся главной "актрисой" будущего спектакля. Перед открытием суда он пришел к Засулич в тюрьму с картонкой в руках и сказал: "Извините, Вера Ивановна, это я вам мантильку принес". Увидев ее недоуменный взгляд, пояснил: поношенный плащ прибавит симпатий публики. И продолжил: "Наш народ полон предрассудков. Например, принято считать, что кто ногти грызет, тот злой человек, а у вас есть эта привычка. Пожалуйста, воздержитесь на суде, не грызите ногтей". Вера считала эти предосторожности лишними: она была уверена, что ее повесят после "комедии суда". Поэтому плащ на суд не надела. Увидев это, Александров с укором спросил: "Вера Ивановна, а где же мантилья?" "Мне стало так жалко его, - вспоминала она, - что, желая его утешить, я воскликнула: "Зато ногтей грызть не буду!"
Но куда больше защита уповала на некачественно проведенное - спешка! - следствие. Не были допрошены ни родные Засулич (а ведь две ее сестры тоже были революционерками), ни знакомые - даже Маша, с которой они разыграли на спичках Трепова. За рамками следствия остался и вопрос о "бульдоге": кто купил Вере дорогой (21 рубль) револьвер. В отличие от "дамского" браунинга, это серьезное оружие, оно показывает твердое намерение подсудимой убить градоначальника. Обвинение собиралось упирать на это...
Защите предстояло сделать почти невозможное: доказать, что такого намерения не было. А если и было, то жертва виновна в нем не меньше, а то и больше, чем террористка. И все это на глазах у избранного общества.
На небывалый процесс публика буквально ломилась. Было роздано три сотни приглашений. Важностью момента прониклись и присяжные, спросившие Кони накануне первого заседания: не следует ли надеть фраки и белые галстуки? Кони попросил этого не делать.
Опытнейший судья был уверен: Засулич осудят, разве что срок будет небольшим.
Судебное заседание
Заседание открылось 31 марта 1878 года в 11 часов в Петербургском окружном суде на Литейном (здание сожгли в дни Февральской революции). Зал тесно заполнили сенаторы, включая престарелого канцлера Горчакова, губернаторы, судейские чины, светские дамы, писатели. Среди них был Достоевский, сказавший соседу: "Надо бы сказать: иди, ты свободна, но не делай этого в другой раз... А теперь ее, чего доброго, возведут в героини". На Литейном и Шпалерной толпилась молодежь, напряженно ждавшая решения суда...
Судьи заняли места, ввели подсудимую. На вопрос, признает ли она себя виновной, Засулич ответила: "Признаю, что стреляла в генерала Трепова, причем могла ли последовать от этого рана или смерть - для меня было безразлично". Допросили свидетелей, в том числе и о деле Боголюбова, что стало еще одной победой защиты. Подсудимая рассказала свою биографию, подчеркивая "жалостливые" факты - несомненно, по указке адвоката. Далее выступил обвинитель, ожидаемо сказавший о недопустимости самосуда, но так скучно и казенно, что на его выступление никто не обратил внимания.
А затем слово взял адвокат Петр Александров. И перевернул плавное течение процесса.
Он ожидаемо сделал упор не на защите Засулич - как ни крути, она совершила преступление, - а на обличении Трепова. В красках описал истязания Боголюбова, плавно перейдя к подзащитной: она испытала те же унижения и не могла не заступиться за незнакомого студента. Ссылкой на то, что она "натура экзальтированная, нервная, болезненная", адвокат закрыл тему тщательной подготовки убийства, выбора оружия, участия в заговоре сообщников. От всего этого остался один пассаж: "Вдохновенная мысль поэта может не задумываться над выбором слов и рифм для ее воплощения".
И это был приговор халтурно проведенному следствию. О чем не грех помнить и сегодня: суд присяжных - не панацея от неправосудных приговоров...
А еще Александров как бы между делом указал, что Засулич выстрелила градоначальнику не в голову или сердце, а в бок, а потом бросила револьвер - это говорило об отсутствии твердого намерения убить. И завершил речь эффектным финалом: "В первый раз является здесь женщина, для которой в преступлении не было личных интересов, личной мести, - женщина, которая со своим преступлением связала борьбу за идею... Немного страданий может прибавить ваш приговор для этой надломленной, разбитой жизни. Да, она может выйти отсюда осужденной, но она не выйдет опозоренною".
Все ждали выступления Кони - и он, к удивлению многих, подыграл защите!
В своей речи, обращенной к присяжным, он обратил внимание на "внутреннюю сторону деяния Засулич", на то, что "ее желание отомстить еще не указывает на желание убить". И призвал "судить по убеждению вашему, ничем не стесненному, кроме голоса вашей совести". Фактически Кони просил присяжных о снисхождении, что для судьи довольно необычно: "Если вы признаете подсудимую виновною, то вы можете признать ее заслуживающею снисхождения по обстоятельствам дела".
Но даже после этого и сам судья, и большинство присутствующих были убеждены, что Засулич ждет суровый приговор.
Приговор
Присяжные удалились в совещательную комнату, чтобы вынести вердикт по трем вопросам:
1] виновна ли Засулич в покушении на Трепова?
2] хотела ли она при этом лишить его жизни?
3] сделала ли она для этого все, что от нее зависело?
Обстановка тем временем накалялась: в толпе, заполнившей улицу, слышались угрозы, в ход могло пойти оружие. Позже в прессе появилось анонимное письмо якобы одного из присяжных: "Мы при всем негодовании к ее злодеянию вынуждены были оправдать ее... Если бы мы обвинили Засулич, то весьма вероятно, что некоторые из нас были бы перебиты у самого порога суда". Это была очевидная фальшивка: итоги голосования присяжных держались в строгой тайне, никто из радикалов им не угрожал. Скорее речь могла идти о давлении со стороны власти, имевшей немало способов воздействия на чиновников. Но присяжные проявили удивительное упрямство.
Посовещавшись десять минут, они вышли в зал и решительно ответили "невиновна" на все три вопроса.
Едва прозвучал вердикт, в зале началось столпотворение. Все кричали, аплодировали, плакали, обнимались. Генералы и графы, вскочив со своих мест, били в ладоши и восклицали: "Браво!". Александрова окружила толпа, дамы целовали ему руки, называя новым Цицероном. Старый Деспот-Зенович, товарищ министра внутренних дел, доверительно шепнул Кони: "Сегодня счастливейший день моей жизни!"...
По правилам Засулич нужно было освободить тут же в зале, но председатель велел тайно вывести ее через черный ход, чтобы избежать столкновений. Однако жандармы то ли в пику ему, то ли по нерасторопности вытолкнули террористку в самую гущу толпы и усадили в экипаж, чтобы отвезти домой. Ликующие студенты окружили карету, полиция стала их расталкивать. В суматохе студент Сидорацкий выпалил в жандарма из револьвера, промахнулся, ранил курсистку и тут же застрелился сам...
А оправданная террористка скрылась у знакомых, уверенная, что дома ее ждет засада. Действительно, на другой день приговор был опротестован. Но Вера с помощью товарищей уже выехала в Швецию.
Реакция
Власти требовалось отомстить хоть кому-то за понесенное унижение. Князь Мещерский, редактор монархического "Гражданина", писал: "Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы". Первым поплатился Кони, которого вынудили подать в отставку с должности председателя окружного суда, а позже оставить судебную деятельность. Следом лишились должностей министр Пален и градоначальник Трепов. Адвоката Александрова ретивые жандармы предлагали уволить и даже посадить в тюрьму, но адвокатура после судебной реформы была независима, и Петр Акимович продолжал защищать противников власти до своей ранней смерти в 1893 году.
А вот присяжным не сделали ничего плохого - чиновники исправно продвигались по службе, у купца не отняли лавку, у ювелира мастерскую. Правда, через месяц после суда из ведения суда присяжных изъяли дела о покушениях на представителей власти. При том что таких дел становилось все больше: оправдание Засулич впервые показало всему миру, что террористический акт может быть оправдан и даже объявлен геройством. В августе 1878 года народник Кравчинский (Степняк) среди бела дня заколол в центре Петербурга шефа жандармов Мезенцева. В следующем году - и тоже на виду у всех - народоволец Александр Соловьев выпалил целую обойму в Александра II, долго гоняясь за ним по Дворцовой площади.
Охота "Народной воли" на императора завершилась разгромом революционного движения. Однако "праздник непослушания", последовавший за выстрелом Засулич, остался в истории напоминанием о роковой слабости власти - "колосса на глиняных ногах".
P.S . Вера Ивановна Засулич быстро разочаровалась в терроре и перешла на позиции марксизма. Однако не приняла и революцию, устроенную большевиками. Отказавшись от льгот новой власти, 69-летняя революционерка умерла в 1919 году в голодном Петрограде. Ее похоронили на Волковом кладбище, через восемь лет рядом похоронят А. Ф. Кони - история любит грустные шутки.
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ПОТЕРПЕВШЕГО
Слава и забвение Федора Трепова
Федор Федорович Трепов (1809 - 23.11.1889), Санкт-Петербургский обер-полицмейстер (1866 - 1873) и градоначальник (1873 - 1878), генерал-адъютант (1867) и генерал от кавалерии (1878).
Столичному градоначальнику Трепову установили беспримерно высокое жалованье - 18 033 рубля 70 копеек в год. В это время даже военный министр генерал-адъютант Дмитрий Алексеевич Милютин получал меньше - 15 000 тысяч рублей.
Именно Трепов провел реформу столичной полиции и заметно обновил ее офицерский корпус за счет привлечения на службу энергичных войсковых офицеров, большинство которых он знал лично по предыдущей службе. На содержание полиции стали выделять 910 439 рублей в год, из которых лишь 150 тысяч ассигновывало Государственное казначейство, а остальные деньги давал город. Именно при генерале Трепове 7 ноября 1869 года в Петербурге произведена однодневная перепись населения и столичных домов. Проложена линия водопроводов из центра города на Васильевский остров, Петербургскую и Выборгскую стороны. Открыты Александровский сад возле Адмиралтейства, бульвар на Малой Конюшенной, гостиница "Европейская". Установлены памятники А. С. Пушкину в сквере на Пушкинской улице и Екатерине II в сквере на Невском проспекте.
После того, как в пятницу 31 марта 1878 года суд присяжных оправдал террористку Веру Засулич, оскорбленный градоначальник подал в отставку. Она была принята государем Александром II. Федор Федорович Трепов навсегда покинул Петербург, для которого он сделал так много, и поселился в Киеве. "Трепов... был ранен пулею в левую сторону груди, и пуля по временам опускалась все вниз, по направлению к мочевому пузырю, через что Трепов, в особенности в последние годы, чувствовал сильнейшие боли" 1 .
Был известен таинственно возникшим значительным состоянием, доходившим до 3 миллионов рублей. Девятерых своих детей еще при жизни обеспечил ежегодным доходом от 13 до 15 тысяч рублей. Это состояние породило фантастические сплетни о высоком происхождении Трепова. По недоступным для проверки слухам, ходившим в XIX веке, он был внебрачным сыном великого князя Николая Павловича, будущего Николая I, от одной из фрейлин. По другой версии - внебрачным сыном германского императора Вильгельма I.
1. Новицкий В. Д. Из воспоминаний жандарма // За кулисами политики. 1848-1814. М.: Фонд Сергея Дубова, 2001. С. 362;
ИЗ ИСТОРИИ ВОПРОСА
Женщин не брали в присяжные
Суд присяжных был учрежден в России 20 ноября 1864 года в рамках судебной реформы. Первый процесс с участием присяжных состоялся в Московском Кремле в августе 1866 года, однако во всей империи новые суды заработали только к началу ХХ века. Присяжных, как в Англии, было 12; их выбирали по жребию из мужчин всех сословий, имевших российское подданство и возраст от 25 до 70 лет. Было и еще два важных условия: не меньше двух лет жить в уезде, где проводился суд, и владеть имуществом на определенную - весьма скромную - сумму.
Если в столицах больше половины присяжных составляли дворяне и чиновники, то в провинции большинство составляли крестьяне, часто неграмотные. Власти надеялись, что представители "темного" народа будут твердо защищать в суде старые порядки. Но уже в 1867 году в Петербурге присяжные оправдали мелкого чиновника Протопопова, давшего "в помрачении ума" пощечину самодуру-начальнику.
ЭКСПЕРТИЗА
"Общий вывод, безусловно, на пользу присяжных..."
Об итогах за 30 лет
Введение суда присяжных в стране, только что освобожденной от крепостного права, было весьма смелым шагом. Крепостные отношения во всяком случае по существу своему не могли быть школою для чувства законности ни для крестьян, ни для собственников. А между тем и те, и другие, особливо первые, вчерашние бесправные люди, призывались в большом количестве, чтобы творить суд по внутреннему убеждению совести... Но составители Судебных уставов с доверием отнеслись к духовным силам и к здравому смыслу своего народа. Они решились к только что данным людям сельского сословия гражданским правам присоединить и высокую обязанность быть судьею. Это доверие нашло себе отклик в великодушном сердце законодателя, и смелый шаг был сделан.
С тех пор прошло тридцать лет, и суд присяжных столь глубоко вошел в русскую жизнь, что, несмотря на единичные и временные случаи, вызывавшие против него нарекания, едва ли может серьезно и беспристрастно быть возбуждаем вопрос о его отмене.
О количестве присяжных
И западноевропейская, и наша жизнь не раз выдвигали вопрос о числе присяжных, нужном для решения уголовного дела. Являлось предположение сократить их до девяти и даже до семи, но старое, привычное и традиционное число двенадцать осталось до сих пор непоколебимым. Быть может, и в нашем совещании возникнет такой вопрос... С числом присяжных связано и исчисление их голосов для признания решения состоявшимся в том или другом смысле. Для признания виновности в Англии требуется единогласие, в Германии - 2/3 голосов, у нас абсолютное большинство, против которого в пользу 2/3 раздавались иногда замечания в печати.
Об оправдательном уклоне
Обвинение присяжных в малой репрессии неосновательно. Оно не только не подтверждается цифровыми данными, но в действительности оказывается, что суд присяжных, при сравнении с судом коренным, более репрессивен и устойчив. Оценивая взаимную силу репрессии в суде присяжном и бесприсяжном, надо иметь в виду, что присяжные судят наиболее тяжкие преступления, где зачастую не только для доказательства виновности, но даже для установления состава преступления нужны особые и не всегда успешные усилия со стороны следственной власти, и вовсе не рассматривают дел о формальных преступлениях, где и событие, и виновность никакого вопроса возбуждать не могут.
Оправдательные приговоры присяжных, в которых всегда почти можно отыскать житейскую правду, расходящуюся с правдою формальною, стремящуюся втиснуть жизнь в узкие и устарелые рамки вменения по Уложению о наказаниях, объясняются нередко неумением лиц, ведущих дело и его разрабатывающих на суде, и присутствием в составе присяжных ненадежного элемента, в лице мелких чиновников или значительного числа мелочных торгашей. Устранение этих элементов там, где оно так или иначе произошло, всегда влекло за собою уменьшение поспешных оправданий. По удостоверению бывшего прокурора Виленской судебной палаты, деятельность присяжных в северо-западном крае ныне вполне удовлетворительна, и он не мог бы указать ни одного явно неправильного оправдания приговором присяжных.
О служении совести
В общем, однако, общий вывод безусловно на пользу присяжных. Суд жизненный, имеющий облагораживающее влияние на народную нравственность, служащий проводником народного правосознания, должен не отойти в область преданий, а укрепиться в нашей жизни. Русский присяжный заседатель, особливо из крестьян, относящийся к своему делу, как к делу служения совести, кладущий, по замечанию В.А. Аристова, призывную повестку, сулящую ему тяжелый труд и материальные лишения, за образа, честно и стойко вынес и выносит тот опыт, которому подверг его законодатель.